"Здесь нужны другие боги" К юбилею Юрия Любимова
Содержание всех здравиц в адрес Юрия Петровича Любимова, которые уже поступили и поступят к 30 сентября, когда знаменитому режиссеру исполнится девяносто лет, можно свести к одному вопросу: "Как девяносто?" Не может быть. Максимум пятьдесят. В крайнем случае, шестьдесят. Правда, обросшей легендами постановке "Доброго человека из Сезуана" почему-то уже 44 года. Значит, время вокруг нас течет нелинейно. Любимовское - во всяком случае.
Когда Любимов рассказывает о своей молодости, то это время кажется головокружительно плотным: он учился в электромеханическом техникуме и хореографическом классе, где занимались по методу Айседоры Дункан, был знаком с Мейерхольдом, играл в спектаклях, поставленных самим Вахтанговым, работал у Рубена Симонова, в армии оказался накануне войны (и с 1941 по 1946 годы служил в Ансамбле песни и пляски НКВД). После войны он вернулся в театр, где был очень востребован, его охотно брали в кино: он снялся в "Кубанских казаках" Пырьева, "Беспокойном хозяйстве" Жарова, "Белинском" Козинцева. Только этого было бы достаточно, чтобы остаться в кино- и театральных энциклопедиях. Но не тут-то было: Любимов решил стать режиссером.
Он учился у прославленного Михаила Кедрова, одного из лучших и любимых последователей Станиславского. Впоследствии Любимов часто говорил, что в учебниках система Константина Сергеевича упрощена, сужена: ну да, ему ли не знать, он эту систему постигал не по книгам. В 1959-м в театре Вахтангова Любимов поставил "Много ли человеку надо" по пьесе Александра Галича - это был его режиссерский дебют. В 1963-м вместе со своими студентами он показал в стенах "Щуки" брехтовского "Доброго человека из Сезуана". Сам Любимов с нескрываемым удовольствием потом рассказывал, как бесновалась восторженная публика: "Я думал, училище развалится". Этим же спектаклем открылась эпоха Любимова в театре на Таганке.
За 1960-е и 1970-е годы Любимов превратил свой театр в объект культа, и билеты на его постановки были предметом вожделения. "Гамлет", "Мастер и Маргарита", "Преступление и наказание", "Дом на набережной" и "А зори здесь тихие" - все эти спектакли были событиями. А драматические спектакли - это только половина режиссерского призвания Любимова. Вторая половина - это опера. В 75-м году он впервые ставил музыкальный спектакль в "Ла Скала". В 1980-х Любимов, лишенный советского гражданства, сделал себе имя в Европе, ставя оперы в Италии, Великобритании, Швейцарии, Венгрии.
Вернувшись на родину в 1988-ом (это было одно из самых ярких событий того насыщенного года), он возобновил работу на Таганке. В 1997-м у театра началась новая эпоха: Любимов решил полностью сосредоточиться на работе в Москве, и спектакли театра вновь стали безумно популярны, на него посыпались новые российские премии. За следующие десять лет он получил их достаточно, чтобы начать от них отказываться - смешно, мол, в его возрасте, стремиться к наградам.
Юрий Петрович - человек яростно-энергичный и безапелляционно-авторитарный. Сейчас он говорит, что слишком стар, чтобы тратить время на дипломатические переговоры и увещевания актеров. Но и сорок лет назад "Доброго человека" он, по его же собственным словам, "вбивал костылем" в труппу. Поскольку у него всегда есть абсолютно ясное представление мизансцены, то актеры, не дослушавшие объяснений, запросто могут оказаться в тупике. Об этой требовательности Любимова есть анекдот. Актер, замерший в патетическом положении на сцене во время репетиции, жалобно обращается к режиссеру: "Юрий Петрович, как выйти из позы?" В одном из интервью Любимов говорил: "Считаю, что надо воспитывать актеров, как раньше в императорских школах - с шести лет, как балетных. Они учатся, вырастают и владеют тогда уже всеми необходимыми качествами… Тогда можно фантазировать и ставить любой спектакль - феерию, цирк, пантомиму. Все что угодно". Он очень несентиментально относится к своим коллегам: "Русские артисты с трудом текст выучивают через два или три месяца. Они даже такое еще говорят, что в процессе репетиций выучат стихотворную пьесу. Совсем с ума сошли!". И продолжает работать по-своему, причем у него и в мыслях нет останавливаться. Следующим после Грибоедова у Любимова назначен Кафка - "Замок".
У Любимова не было и нет пиетета к тексту как таковому, хотя он очень литературоцентричен. О том же "Добром человеке" он писал так: "Мне казалось, что иногда Брехт чересчур назидателен и скучен… Я немножко перемонтировал пьесу, сильно сократил (курсив - Лента.ру)". С новейшим "Горе от ума - Горе уму - Горе ума", премьера которого назначена на день рождения режиссера, Любимов поступил схожим образом: "Я убрал фразы, которые людям нынешнего времени кажутся излишне трескучими и пафосными". Почему-то ему можно делать такие вещи, какие другим непозволительны. Любимов - явление природы, стихия, чистая театральная энергия. Не Мейерхольд, не Симонов, не Станиславский, а другое, как у Брехта, божество подмостков.
Юлия Штутина