Я русский бы выучил... Про самоизоляцию отечественной науки

Сначала - что хорошо.

Хорошо то, что в России в течение последнего года наконец завязалась широкая, внятная и содержательная дискуссия о ситуации в науке. Многолетние стенания разрозненных "болеющих душой" за российскую науку по поводу недофинансирования и "утечки мозгов" помножились на президентскую риторику "модернизации, инноваций и нанотехнологий" - и тема стала интересна публике.

Редкое "большое" СМИ нынче не освещает эту тему. Российские ученые (как уехавшие, так и оставшиеся) пачками пишут письма руководству страны, указывая главные причины нынешнего кризиса отечественной науки и предлагая рецепты выхода из этого кризиса. "Утекшие мозги" не устают изобретать способы возвращения себя Родине, за что им отдельное спасибо, хотя вообще-то Родину это должно бы волновать сильнее, чем состоявшихся на Западе ученых. В обсуждениях, помимо констатаций "все плохо, очень-очень плохо", появилась конкретика - взять хотя бы бурные дискуссии по проблеме индекса цитируемости.

Последнее послание президента Федеральному собранию оставило ощущение, что все эти дискуссии - даже не совсем глас вопиющего в пустыне. Дмитрий Медведев последовательно обозначает свой интерес к положению дел в отечественной науке и даже пытается предпринять некоторые шаги к исправлению ситуации.

Основные "болевые точки" обозначены: недостаток денег; их неэффективное использование; тотальная бюрократизация; неадекватное законодательство, осложняющее закупку необходимого оборудования, а иногда и общение с коллегами, прежде всего зарубежными; ползучее оцерковление образования; попустительство мракобесию и лженауке; наконец, академический изоляционизм.

Постановка проблемы - это хорошо. С этого начинается любая большая работа, научная в том числе.

А теперь - что плохо. Из сочувствия к уважаемому читателю - всего на одном примере.

Проблема российского академического изоляционизма с новой силой актуализировалась, как ни странно, стараниями журнала Nature. В номере 464 от 11 марта журнал опубликовал довольно резкую редакционную колонку. Она представляет собой развернутый комментарий одного из самых авторитетных мировых научных журналов к высказыванию президента Российской академии наук Юрия Осипова в давнем интервью Газете.Ru. Вот что сказал Осипов, отвечая на вопрос о языковом барьере - еще одной болезненной проблеме российской науки:

"Знаете, если человек - специалист высокого класса, то он будет и русский язык изучать, и читать статьи на русском. Это что за странная постановка вопроса? Почему мы, российские наши люди, должны учить английский язык, чтобы читать работы на английском языке, а там - нет?"

А вот как прокомментировал это высказывание Nature (в переводе на русский, чтобы не дискриминировать российских наших людей):

"Добровольная научная самоизоляция может только ухудшить ситуацию [выше Nature описывает кризисное положение российской науки на основании нашумевшего доклада агентства Thomson Reuters] и ускорить и без того уже массовый отъезд российских ученых на Запад за лучшими возможностями. Те, кто остается в России, тоже уже начинают осознавать опасность. Многие молодые исследователи стремятся сотрудничать с западными научными группами. Многие российские ученые постарше продолжают заниматься передовой наукой, часто в сложных условиях. Они отлично понимают, какую дурную услугу они окажут своим студентам, если будут просить их публиковаться в не слишком авторитетных журналах под предлогом национальной гордости".

Можно было бы, конечно, поязвить, что наши консерваторы от науки - это в основном пожилые люди, которым попросту поздно браться за такое многотрудное дело, как изучение английского языка. Но был же у нас Виталий Лазаревич Гинзбург, который в 88 лет, несмотря на чудовищный акцент, весьма бодро читал по-английски свою нобелевскую лекцию и даже вполне смешно шутил на языке Байрона и современной мировой науки!

Думается, причины этого "академического национализма" в другом. Это, во-первых, болезненное нежелание замечать собственную ущербность и прискорбно малую роль в мировой науке (этот феномен давно и полно описан в психоанализе). Во-вторых, ура-патриотическое стремление "показать кузькину мать": мол, мы и без этой вашей мировой науки сами с усами, с блэкджеком и со всем остальным. Наконец, в-третьих, вполне прагматичное стремление уберечь нынешнюю систему администрирования российской науки, ведь признание недостаточной авторитетности наших научных журналов (к некоторым и так уже есть вопросы) может привести к неприятным для академического сообщества оргвыводам.

8 февраля сего года Гасан Гусейнов, известный российский ученый-филолог (и по совместительству колумнист Ленты.Ру), объяснял природу "мракобесного изоляционизма" в комментарии РИА Новости по случаю Дня науки:

"Достоверность того или иного направления в науке часто ошибочно измеряется либо коммерческим успехом его адептов, либо принадлежностью этого направления к "родному", "отечественному", "нашему", а то и к какой-нибудь религиозной традиции. [...] За этот бред хватаются не только проходимцы, но иной раз и ученые, думающие, что в рамках какой-нибудь очередной завиральной и ядовитой доктрины им удастся получить поддержку. Но получается, что они служат уже не науке, а очередной идеологической химере".

Добавим от себя, что комичное стремление заставить весь мир выучить русский язык, вместо того чтобы самим выучить английский, - это ведь тоже служение идеологическим химерам, льстящим чьему-то (прежде всего начальственному) национальному чувству.

Воздержимся уж от дальнейших рассуждений о том, что наука - штука в принципе наднациональная, и о том, что язык современной науки - английский, и это данность, которую никакой президент РАН не переспорит. Детская обида на "несправедливое" устройство мира - типичная реакция неудачника, не выдерживающего конкуренции. И если кому-то термин "неудачник" кажется оскорбительным, то лучший способ убедить автора этих строк, а заодно журнал Nature, весь ученый мир и российское общество, что рядовой представитель российской науки таковым не является, - это перестать заниматься самооправданием, самоутешением и самовнушением, что "мы все равно крутые". Да-да, Юрий Сергеевич, это я вам. Есть ведь небольшой шанс, что вы это прочтете, - я ж по-русски написал.