С кистью на бульдозер Его антисоветская выставка просуществовала три секунды и прогремела на весь мир

Художник Оскар Рабин скончался на 91-м году жизни в Италии накануне открытия его масштабной выставки. Его представитель рассказал, что перед смертью Рабин заболел и перенес операцию, однако по-прежнему был полон творческих замыслов. Главные произведения и нелегкая судьба знаменитого художника-нонконформиста, организовавшего самую короткую, но громкую выставку в Советском Союзе, — в галерее «Ленты.ру».

«Спасибо русскому народу», 2009 год

Рабин родился в Москве в 1928 году. Его отец умер, когда ему было пять лет, мать скончалась, когда исполнилось тринадцать. Это произошло в разгар Великой Отечественной войны. Тогда, в столице, он познакомился с художником и поэтом Евгением Кропивницким и стал посещать его художественную студию.

«Скрипка на кладбище», 1969 год

После войны Рабин переехал к тете в Ригу. Там он поступил в Рижскую Академию художеств, а после — вернулся в столицу, где учился в Московском государственном художественном институте имени Сурикова. Из последнего заведения Рабин был отчислен «за формализм», и затем вернулся к первому учителю — Кропивницкому, которого называл «своей судьбой».

«Кладбище в Лианозово», 1994 год

Дружба с Кропивницким действительно стала судьбоносной для Рабина — художник вошел в его неформальный творческий кружок, который КГБ впоследствии прозвал Лианозовской группой, а в 1950-м Рабин женился на дочери Кропивницкого Валентине. После свадьбы Лианозово стало местом жительства новой семьи, а также точкой собраний художников-единомышленников и источником вдохновения для многих картин Рабина. Они жили в бараке, который ранее занимали заключенные. Эта приземистая лачуга и соседствующие с ней пейзажи из раза в раз появлялись в работах художника: «Я рисовал все, что окружало меня. Тусклые лампочки над сараями, обвисшие провода на покосившихся балках, бездомные собаки».

«Помойка № 8», 1958 год

В те времена Рабин работал на строительстве Северной водопроводной станции, а затем — в отделе железнодорожного транспорта. В 1956-м он наконец ушел с осточертевшей работы и устроился на комбинат декоративно-прикладного искусства. В Союзе тем временем наступала хрущевская оттепель. Рабин с женой стали устраивать выставки картин в своем лианозовском бараке. А в 1960-м в «Московском комсомольце» внезапно появилась статья, в которой некий разгневанный гражданин жаловался на картину Рабина с изображением местной помойки. Художника назвали «очернителем» и «духовным стилягой». После появления публикации он ждал репрессий, но их, к счастью, не последовало.

«Икона, водка и демократическая икра», 2004 год

Постепенно работы Рабина набирали популярность у иностранных туристов. В 1965 году художника впервые выставляют в Лондоне. Творческому успеху сопутствовал и материальный — и семья Рабиных наконец смогла вырваться из барака на окраине Москвы. Художник решился организовать персональную выставку в центре столицы, однако та была грубо закрыта властями. После этого журналисты вспомнили и о лондонской экспозиции, и об антисоветских мотивах в работах Рабина — и уже тогда он получил славу художника-нонконформиста.

«Три богатыря (татары опять)», 1996 год

В сентябре 1974 года Рабин вместе с другом, поэтом и коллекционером Александром Глезером организовал «первую в СССР художественную выставку на открытом воздухе» — это было сделано для того, чтобы власти не зарубили мероприятие еще в зародыше, поскольку законов, регулирующих проведение выставок на московских пустырях, в Союзе тогда еще не существовало. Для того чтобы хоть как-то обезопасить себя от произвола милиции, организаторы пригласили на событие зарубежных журналистов и дипломатов. В день открытия Рабина с Глезером задержали у выхода из метро — якобы художник был похож на человека, укравшего у кого-то часы — однако быстро отпустили.

«Воспоминание о Лианозово», 2008 год

«Когда мы наконец добрались до места, перед нами открылась панорама, которую я никогда не забуду. Под мелким дождем в жалкую кучку сбились художники, не решающиеся распаковать картины. Всюду виднелись милицейские машины, но милиционеров в форме было немного. Зато было много здоровенных молодцев в штатском с лопатами в руках. Кроме того, стояли бульдозеры, поливальные машины и грузовики с готовыми для посадки деревцами. Происходило нечто абсурдное. Художники быстро объяснили — власти решили именно в день выставки разбить на пустыре парк. Все собравшиеся должны немедленно убраться восвояси», — рассказывал Рабин.

«Мясорубка», 2014 год

Несмотря на разгорающийся конфликт, Рабин решил распаковать свои картины, и другие художники последовали его примеру. Тогда богатыри в штатском принялись вырывать полотна и уничтожать их. Один из бульдозеров двинулся вперед, а художник бросился ему наперерез: «Бульдозерист, не снижая скорости, вел машину прямо на меня. Тогда я уцепился за верхний край ножа и стал перебирать ногами по собранной бульдозером земле, иначе бы меня затянуло под нож, а там — и под машину». Ситуацию спас журналист из США, подбежавший к машине и выключивший зажигание. Рабина с «сообщниками» задержали и судили «за закрытыми дверьми».

«Богородица, компьютер и 10 евро», 2014 год

История с выставкой тем временем получила огласку за рубежом. Рабина, знакомого на тот момент не такому уж большому числу ценителей искусства, прославили на весь мир. Возможно, именно поэтому приговорили художника всего лишь к штрафу в 20 рублей — а тот в свою очередь штрафа не признал. Более того, на следующий день участники выставки, просуществовавшей, как заявил концептуалист Дмитрий Пригов, всего несколько секунд и получившей название «Бульдозерная», заявили властям, что намерены провести еще одно мероприятие и потребовали защитить их от хулиганов в штатском. Из-за мировой огласки художникам пошли навстречу — вернисаж прошел без малейшей цензуры в Измайловском парке.

«Паспорт», 1972 год

Последние 40 лет Оскар Рабин проживал в Париже. Он эмигрировал в Европу в конце 1970-х, когда после полугода жизни во Франции по приглашению, его лишили советского паспорта. Художник был в восторге от свалившейся на него свободы — он наконец мог спокойно писать и выставлять, что хочет. «Никто меня не контролировал, не цензурировал, не преследовал», — говорил он. Его работы, написанные в эмиграции, впрочем, не избавились от колорита того самого лианозовского барака, дух которого художник продолжал воспроизводить, рисуя уже французские пейзажи.