Весь мир голодных и рабов Почему люмпен-пролетариат стал основной движущей силой революции 1917 года

ЦиклБез царя в голове

Изображение: Russian Look

«Лента.ру» продолжает цикл публикаций, посвященных революционному прошлому нашей страны. Многие историки объясняют события февраля 1917 года глубоким экономическим кризисом, разочарованием населения во власти, поражениями на фронте. Исследователи до сих пор спорят о вкладе каждого из этих факторов в свержение монархии. Но было ли тогда российское общество настроено против царя и хотело ли смены режима? «Лента.ру» выяснила, какие политические взгляды и настроения были у малообеспеченных слоев населения Российской империи перед революцией.

Крестьяне не хотели республики

Опыт революции 1905 года показал государству всю мощь крестьянских бунтов и дал представление о границах терпения сельских жителей. Крестьяне хорошо понимали, чего они хотят получить от монарха. Анализ историка Сергея Дубровского, который изучил более тысячи крестьянских наказов и петиций в Думу, свидетельствовал о том, что российское крестьянство обладало высоким уровнем самосознания. Их требования носили стихийно социалистический характер, хотя большинство из них не имели ни малейшего представления о социализме.

О тяге крестьян к этой идеологии писал и бывший министр внутренних дел Петр Дурново в своей знаменитой записке на имя Николая II в феврале 1914 года, еще до начала Первой мировой войны: «народные массы несомненно исповедуют принципы бессознательного социализма… и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое».

В 1906 году, на выборах в Первую Думу, крестьяне активнее всего голосовали за кадетов и левых беспартийных кандидатов, хотя в своем политическом выборе уверены не были. Один из лидеров костромских кадетов Захарий Френкель вспоминал, как в день заключительного заседания губернского съезда выборщиков к нему пришли несколько человек и предложили ему стать их представителем в Думе. Они сочли, что выступление Френкеля на съезде показало понимание им народных нужд и крестьянского дела. При этом больше всего их волновал другой вопрос: «Вот говорят, что ты еврейского происхождения. Не томи наши души, скажи: жид ты или не жид?»

Эти выборы показали, что среди сельского населения были распространены леволиберальные идеи. Впрочем, увидев впоследствии неспособность своих депутатов решить вопрос малоземелья, крестьяне разочаровались в них, и впоследствии предпочитали выбирать в Думу представителей своего сословья.

Крестьяне читают газету, в которой опубликованы ленинские декреты о земле и мире

Крестьяне читают газету, в которой опубликованы ленинские декреты о земле и мире. Фото: РИА Новости

С течением времени их интерес к парламенту все больше ослабевал. Фельетонист, выходец из дворянской семьи Сергей Гусев отмечал: «В 1909 году меня еще спрашивали о Государственной Думе, а в 1910 году она уже не возбуждала к себе ни малейшего интереса. Деревня ничего от Думы не ждет и смотрит на нее, как на своего рода присутственное место, где сидят определенные правительственные чиновники». Служивший в волостных старшинах Матвеев также писал о равнодушии крестьян к Думе: «Почитают газету; посмеются на счет Илиодора и Пуришкевича; потолкуют о Думе, которая столько-то "миллионов стоит и ничего не делает"».

Государственная Дума в их представлении была неразрывно связана с императором, ведь именно по его указу она была созвана. Вероятно, поэтому и роспуск Первой Думы, и Выборгский манифест, и даже разгон Учредительного собрания были приняты в деревне с равнодушием.

После столыпинской реформы деревня уже не видела в Николае II защитника от чиновников и помещиков, и понимала, что он не собирается даровать им новые земельные наделы. Кроме того, в их памяти были живы воспоминания о карательных экспедициях, порках и ссылках 1906-1907 годов.

Если в 1914 году наблюдался повсеместный подъем патриотизма, который усиливался за счет новостей об успехах армии, то уже в 1915 году дела на фронте стали ухудшаться, общество устало от войны, непонимание ее необходимости вызывало недовольство царем. В 1916 — начале 1917 года в следственных делах начали встречаться реплики некоторых крестьян о желании убить императора. И хотя ненависть к царю не была повсеместной, все говорило о том, что теперь именно он становится главным виновником проблем в стране.

Тем не менее, по своей природе крестьяне были традиционалистами, и хотя обиды на царя копились годами, другого политического строя для себя сельские жители не представляли. Император в их сознании был помазанником Божьим, и ему придавались сакральные черты. Беды страны деревня обычно списывала на нерадивых чиновников и сановников.

Посол Франции в России Морис Палеолог в своих дневниках зафиксировал разговор с одним «старым князем», который считал русский народ самым покорным из всех, когда им сурово повелевают, но неспособным к самоуправлению. «Как только у него ослабляют узду, он впадает в анархию. Вся наша история доказывает это. Он нуждается в повелителе, в неограниченном повелителе: он идет прямо только тогда, когда он чувствует над своей головой железный кулак. Малейшая свобода его опьяняет», — цитировал князя французский дипломат.

Рабочие требовали лучшей жизни, а не смены власти

Подавляющая часть рабочих (к моменту революции 1917 года их насчитывалось около 15 миллионов человек — 10 процентов населения) были выходцами из деревни. Большинство их составляли представители рабочего класса в первом поколении, многие имели свою землю и возвращались в деревню на уборку урожая.

Как отмечал историк Борис Миронов, в рабочей среде преобладало влияние устойчивых традиционных крестьянских представлений. «Крестьянское происхождение рабочих мы обнаруживаем во всем: в организации рабочих коллективов, в обычаях и ритуалах, в неуважении к собственности, в отношении к буржуазии как к паразитам, в монархических симпатиях, в склонности к стихийным разрушительным бунтам, в негативном отношении к интеллигенции и либеральному движению», — писал он.

Даже потомственные, квалифицированные рабочие, которые составляли около трети всего промышленного пролетариата России, не в полной мере впитали городскую культуру, частично сохраняя менталитет крестьянского мира.

Если судить по членству рабочих в политических организациях, то политизированных граждан среди них было очень мало. Так, в начале XX века к социал-демократам примкнули около пяти тысяч человек, что составляет менее 0,2 процента от всех промышленных рабочих. В 1914 году эта цифра увеличилась до 18-30 тысяч человек, но это, опять же, 0,5-0,8 процента от общего числа. В среднем, только один из ста рабочих состоял в какой-либо партии.

Сами социал-демократы признавали, что даже в Москве и Санкт-Петербурге среди членов их организации представителей рабочего класса почти не было. Среди сторонников РСДРП квалифицированные кадровые рабочие прежде всего поддерживали крыло меньшевиков, а не большевиков. Немалая часть работников крупных предприятий шла за эсерами. Так, в 1907 году, во время выборов во Вторую Думу, по петербургской рабочей курии из 272 уполномоченных 147 являлись социал-демократами, а 109 — эсерами.

Профсоюзы, объединявшие сторонников умеренных идей, не были так влиятельны: к первой половине 1914 года в них состояло, по разным оценкам, от 40 до 150 тысяч человек (1,2-4,6 процента от общего числа промышленных рабочих). Безразличие к политике отразилось и на выборах в Четвертую Думу — на них голосовало не более 10 процентов имевших право голоса представителей этого класса.

Революционный плакат

Революционный плакат. Фото: Mary Evans Picture Library / Globallookpress.com

Основная масса рабочих до 1916 года критически относилась к социалистической пропаганде. Если они и испытывали некоторые симпатии к этим идеям, то только по тем пунктам, которые соответствовали их собственным взглядам и предпочтениям. Кроме того, на общероссийские политические газеты была подписана лишь малая часть представителей рабочего класса. Например, на Урале периодику РСДРП получали только около 300 человек.

Для небольшой группы политизированных рабочих с леворадикальными взглядами социалистические идеалы включали в себя не только свержение монархии, но и уничтожение частной собственности, произведение тотальной уравниловки. Обычно такие взгляды формировались за счет работы революционных партий и были присущи малоимущим представителям пролетариата, которые не имели жилья или земли.

От ура-патриотизма к недовольству и радикализации

В 1905-1907 годах наблюдался всплеск стачечного движения, но в следующие четыре года он пошел на спад. С началом Первой мировой и до конца 1914 года рабочие, как и остальные слои населения, прониклись духом ура-патриотизма, и в течение этого времени в стране не прошло ни одной антивоенной стачки.

В первый год войны рабочие надеялись, что теперь-то обеспеченные классы объединятся с малообеспеченными в общем порыве и разделят с ними тяготы военного времени. Но патриотического единения не случилось, экономическая ситуация ухудшалась, а на фронте российские войска несли потери.

Разочарование рабочих масс вылилось в новый рост числа забастовок. На фоне войны и спада патриотических настроений шло распространение радикальных социалистических идей. «Углубление разногласий среди рабочих, все более безжалостные меры подавления активности социальных организаций рабочих, предпринимаемые властями, помогли большевистскому меньшинству охладить патриотические настроения пролетариата», — писал в своих мемуарах Александр Керенский.

С 1915 года рабочие уже массово участвовали в продовольственных бунтах. В ряды погромщиков вливались беднейшие слои рабочего класса. Эти события подтолкнули некоторых рабочих к ведению антиправительственной пропаганды.

При этом Ленин считал, что рабочий класс как таковой вовсе не является революционным, он не способен выйти за рамки профсоюзов и противостоять капитализму, хотя это не мешало большевикам заигрывать с рабочими. О том, что рабочий класс не будет движущей революционной силой, в 1916 году писал и посол Великобритании в России Джордж Бьюкенен: «Если волнения возникнут, то они будут вызваны скорее экономическими, чем политическими причинами, и начнут их не рабочие на фабриках, но толпы, стоящие на морозе в очередях у продовольственных лавок».

Так и получилось — 27 февраля (по новому стилю) 1917 года именно недостаток хлеба и повышение цен стали причиной массовых протестов населения.

В погромах участвовал люмпен-пролетариат

В конце XIX – начале XX века после реформ крестьяне плохо приспосабливались к трансформирующемуся на фоне модернизации обществу. Писатель Глеб Успенский указывал на то, что российский капитализм развивается не в интересах крестьянства, а потому в России будут шириться ряды нового сословия — сельского пролетариата. Бывший крестьянин превратится в «злого мужика», уставшего бороться с обстоятельствами. Он бросит свое хозяйство, начнет пить и ненавидеть весь мир, в котором он оказался не нужен.

Именно из таких людей в начале XX века стала формироваться категория социально-культурных люмпенов. Они перекочевали в город, им было сложно найти работу, они часто перебивались случайными заработками. Многие из них постепенно опускались, становясь нищими или бродягами — босяками.

Писатель и философ Дмитрий Мережковский в своей работе 1905 года «Грядущий хам» объяснял появление такой категории населения процессом быстрого разрушения старых общественных ценностей, в том числе религиозных. Отстраняясь от социальных норм, босяк деградировал сначала внутренне, а потом и внешне. Взамен разрушенных ценностей у него не формировались новые.

Красногвардейцы у костра, октябрь 1917 года

Красногвардейцы у костра, октябрь 1917 года. Фото: Russian Look

«О босяке никогда нельзя знать, да и он сам не знает сегодня, что с ним будет завтра и кем он окажется, случайным ли союзником русской интеллигенции или патриотическим героем черной сотни, избивающей эту же самую интеллигенцию», — подчеркивал писатель.

Этот социальный слой еще во время революции 1905 года принимал участие в вооруженных столкновениях с властью, поджогах имений помещиков. Некоторые люмпены находили себе единомышленников в лице черносотенцев и были в числе организаторов еврейских погромов.

Об одном из погромов с участием люмпенов, произошедшем 4 августа 1914 года, писал в своих мемуарах Морис Палеолог: «Народная толпа бросилась на германское посольство и разграбила его до основания. Чернь наводнила особняк, била стекла, срывала обои, протыкала картины, выбросила в окно всю мебель, в том числе мрамор и бронзу эпохи Возрождения. И, чтобы кончить, нападавшие сбросили на тротуар конную группу, которая возвышалась над фасадом. Разграбление продолжалось более часу, под снисходительными взорами полиции».

Лидер партии эсеров Виктор Чернов в своих воспоминаниях указывал, что русский капитализм в течение нескольких десятилетий создавал не кадры организованного пролетариата, а скорее огромную «резервную армию труда, вырождающуюся в люмпен-пролетариат, в пестрый винегрет деклассированных элементов». Он отмечал, что в итоге настоящие пролетарии «утонули в пестрой толпе люмпен-пролетариев и люмпен-буржуазии».

К 1914 году по численности квалифицированные кадровые рабочие все больше уступали неквалифицированным, недавно выбравшимся из деревни, подверженным чужому влиянию и жаждущим уравниловки. Они в массе своей были сторонниками большевиков и других радикальных левых движений и стали основной движущей силой событий 1917 года.

Лента добра деактивирована.
Добро пожаловать в реальный мир.
Бонусы за ваши реакции на Lenta.ru
Как это работает?
Читайте
Погружайтесь в увлекательные статьи, новости и материалы на Lenta.ru
Оценивайте
Выражайте свои эмоции к материалам с помощью реакций
Получайте бонусы
Накапливайте их и обменивайте на скидки до 99%
Узнать больше