Там, где живут чудовища Главные сериалы лета

Сразу два громких новых сериала исследуют Америку недавнего прошлого. Нью-Йорк 1977-го — с горящим Бронксом, уличными бандами и зарождающимся на фоне диско хип-хопом воспевается в «Отжиге», а 1980-е Спилберга и Кинга вдохновляют фантастический хоррор «Очень странные дела». «Лента.ру» рассказывает, стоит ли их смотреть.

«Какой же путь мы прошли!» — поражается в первых кадрах «Отжига» (The Get Down) его главный герой, выступающий в середине 1990-х перед огромной аудиторией «Мэдисон Сквер Гарден» рэпер Изекил, и имеет в виду, конечно, не только себя, но и хип-хоп как таковой. Оглядывается вслед за ним и сам сериал, после короткого рэп-вступления с головой погружаясь в 1977 год, когда одна редкая пластинка с диско-хитом свела Изекила, хмурого 17-летнего подростка, с мечтающим о диджействе граффитчиком по имени Шаолинь Фантастик. Это знакомство, как быстро дает понять «Отжиг», вскоре сотрясет весь Бронкс, уже дрожащий из-за сразу нескольких эпидемий: диско, крэка и нищеты. За пару лет до того Нью-Йорк чуть не обанкротился — ощетинившийся подожженными ради страховки зданиями, не волнующий власти, преимущественно чернокожий и смуглый Бронкс выглядит передовой этой проигранной экономической войны.

«Отжиг», таким образом, получается ретро в квадрате: герой из 1996-го рефлексирует по поводу 1977-го — и все это в сериале, вышедшем в 2016-м. Двойная степень отстранения, двойной слой ностальгической упаковки умножаются здесь на безудержный стиль идеолога сериала и режиссера его пилотной серии австралийца База Лурмана («Мулен Руж», «Ромео + Джульетта»), этого большого мастера романтического овердрайва и перегруженного китча. В итоге лурмановский Бронкс, конечно, больше всего похож на тематическую костюмированную вечеринку, поставить которую позвали режиссера «Великого Гэтсби». Она выглядит еще гротескнее и чрезмернее на фоне нищенского реализма атмосферных нарезок документальной хроники тех лет, которыми Лурман разбавляет повествование. Блеск пайеток и молодых тел в диско-клубах и экстаз толп на подпольных вечеринках Грандмастера Флэша и Кул Херка. Вышедшие будто бы из плохого блэксплотейшна, карикатурные гангстеры и обкокаиненные дельцы звукозаписывающей индустрии. Дефиле колоритных нарядов и еще более выразительных причесок. Почти комиксные по навязчивости отсылки к поп-культуре того времени — от Брюса Ли до «Звездных войн». Раздутый от концентрации хитов саундтрек и великий рэпер Нас, призванный выполнять за кадром роль... древнегреческого хора. Все до одной детали всем своим существом сообщают о грандиозных амбициях сериала — и всего этого, включая персонажей, сюжетные линии и костюмы с песнями, слишком много.

Кадр: сериал «Отжиг»

В этой чрезмерности, по идее, смысл «Отжига» — и тем более странно было ждать чего-то другого от Лурмана, всегда предпочитавшего изящным авторским решениям громогласные. Он здесь и не думает представлять реалистичный портрет Нью-Йорка конца 1970-х, предпочитая вместо этого заняться мифологизацией интересного времени и места. Фильмов и сериалов, исследовавших этот исторический момент, хватало всегда — поразительно, что никто до «Отжига» толком не брался воспеть в формате грандиозного агитпропа исторических аутсайдеров, черную и латиноамериканскую, квир-молодежь, чьи тогдашние увлечения создадут современную поп-культуру. И в самом деле, сильные моменты этого проекта напрямую связаны с первооткрывательским восторгом творчества, проще говоря, с магией музыкального процесса — что бы ни рождали герои: один из первых в истории хип-хоп-треков или же новый хит для гей-дискотек.

Проблема в том, что все это — по крайней мере, после первых шести серий — не очень интересно смотреть, несмотря на качественную музыку, неизменно колоритную фактуру, переполненный событиями сюжет. У Лурмана слишком откровенно расходятся цели и средства. Эпический охват тем и мотивов (а кроме диско и хип-хопа промоматериалы «Отжига» обещали уделить внимание еще и панку), ничем не сдерживаемый барочный гротеск стиля подразумевают, по идее, и историю как минимум многослойную, сложно, на манер больших романов, устроенную. Но в центре «Отжига» оказывается почти невесомая, простенькая история любви и сказ о проверяемой трудными обстоятельствами дружбе, а фокус на музыкальных амбициях героев еще и упрощает возможные варианты развития сериала до предсказуемых конфликтов на пути становления таланта. Лурман воспевает фактуру, беззастенчиво романтизирует и преувеличивает хаос и артистическую лихорадку Нью-Йорка 1970-х, что само по себе вовсе не страшно: мелодрама — нормальный жанр. Другое дело, что эта ода прекрасной эпохе в исполнении Лурмана ни сюжетом, ни идеями не резонирует с современностью — кроме как на уровне, к самому продукту на экране не имеющему отношения. «Отжиг» всем своим существом говорит о том, что современная Америка наконец доросла до того, чтобы дорого и красочно воспеть великих креативных аутсайдеров 40-летней давности, руками которых творилась музыкальная революция.

В этом смысле «Отжигу» стоило бы многому поучиться у «Империи» Ли Дэниелса — еще одному музыкальному сериалу, который не боится ни китча, ни гротеска, ни запредельной мелодрамы. Но если «Империя» (в центре которой современный рэп-лейбл) не боится быть откровенной мыльной оперой — и поэтому может позволить себе иметь дело с вопросами чуть более сложными, чем «каково быть чернокожим в Америке» (например, хотя бы «каково быть богатым чернокожим или чернокожим геем»), то «Отжиг» остается агиографией, житием великих людей, признанием пути, который прошел хип-хоп. Во-многом поэтому он и вынужден опираться на примитивные конфликты и очевидные чувства.

Другой пример, как работать с ретро-материалом, предоставил вышедший несколькими неделями ранее сериал производства Netflix, фантастический хоррор «Очень странные дела» (Stranger Things), действие которого разворачивается в неприметной американской глубинке в 1983-м. В этой истории о поисках 12-летнего мальчишки из маленького городка, который исчезает в другом измерении, тоже предстает Америка — не реальная, но романтизированная. Создатели проекта, братья Мэтт и Росс Дафферы, явно вдохновлялись не архивами и документальными свидетельствами, а кино 1980-х. Здесь в каждом сюжетном мотиве и стилистическом приеме мерещится то Спилберг времен «Близких контактов третьего рода» и «Инопланетянина», то хорроры вроде «Кошмара на улице Вязов», то комедии о детстве и юношестве а-ля «Клуб Завтрак» и «Балбесы» — и все это в густой тени Стивена Кинга. По городу Хокинс, штат Индиана, мечутся подозревающие заговор спецслужб взрослые и увлеченные друг другом и лекарством от скуки подростки, авантюристы-школьники на велосипедах и безразличные обыватели в смешных старомодных свитерах, девочка с телекинетическими способностями и натуральный потусторонний монстр — при этом ни у кого нет смартфонов, за кадром звучит нечто похожее на Tangerine Dream, и даже титры выглядят так, что оформитель первых изданий «Куджо» и «Кристины» удавился бы от зависти.

Кадр: сериал «Очень странные дела»

Но стоит присмотреться к «Очень странным делам» — и у них в анамнезе окажется не только безграничное восьмидесятничество. Линия с правительственным заговором своим нигилизмом, полным недоверием к играм власти больше напоминает не те же «Близкие контакты», а «Секретные материалы» — детище уже следующего десятилетия. Структурно сериал Дафферов оказывается куда ближе современным многофигурным провинциальным теледрамам вроде «Фарго», «Сосен» или даже «Вершины озера», чем кино или сериалам из 1980-х. Наконец, монстр, природа которого остается не до конца выясненной даже после финальной восьмой серии, выглядит абсолютно лавкрафтовским существом, а потому привносит в сериал древние и застарелые, простирающиеся еще в начало ХХ века всеамериканские страхи. Не так уж, строго говоря, навязчивы и сами цитаты из наследия поп-культуры времен «Инопланетянина», Холодной войны и Рейгана. Ни Спилберга, ни камеры Super 8 (привет Дж. Дж. Абрамсу, которого «Очень странные дела» обыгрывают на его собственном поле поп-ностальгии) вслух никто не упоминает — как, например, «Отжиг» делает с Кул Херком и Грандмастером Флэшем, а, например, «Подземелья и драконы» из приметы времени быстро превращаются в часть механизма сценария, ключ для понимания героями происходящего. Неудивительно, что единственным неловким моментом сериала оказывается слишком лобовая шутка про Тома Круза, чьи «Все верные ходы» как раз идут в кинотеатре города Хокинс.

Что важнее всего, неожиданно современной ощущается и история, которую «Очень странные дела» рассказывают такими старомодными средствами. Пиетет перед восьмидесятыми не мешает сериалу погружаться в совсем не по-восьмидесятнически натуралистичное, правдивое отражение взрослого горя и детских страданий — как не сказывается и на весомости тревоги, то и дело охватывающих кадр паранойи и страха перед властями, перед безжалостной судьбой, перед жестокой, хищной природой. Да и обеспокоенность защитой детей — очень современное чувство; это в 1980-х школьники могли днями напролет спокойно слоняться на велосипедах в поисках приключений, без какого бы то ни было присмотра.

Есть и еще один момент, который делает «Очень странные дела» не ретро-оммажем, а оригинальным, самостоятельным произведением. Поп-кино 1980-х могло, в зависимости от жанра, по-разному относиться к феномену тихого, однородного американского пригорода и иллюзорности счастья его обитателей — и тем не менее никогда не отказывалось от этой иллюзии совсем: Фредди Крюгер или гремлины могли объявиться на соседней улице, но счастье, спокойная норма хоть для кого-то были возможны. В «Очень странных делах», безотносительно фантастических происшествий, несчастливы решительно все персонажи, и сериал отчетливо дает зрителю это понять. Тем самым он, в сущности, берет одно из самых идеализированных поколений в американской поп-культуре и утверждает, что оно тоже было потерянным. А заодно, работая с современными или вечными страхами, намекает (в этом, кстати, конфликтуя с тем же «Отжигом», отстаивающим уникальность потерянного поколения своих героев), что на самом деле каждое поколение — потерянное, вне зависимости от того, окружает ли его постниксоновская депрессия или рейгановское вставание с колен, ресентимент эры Буша или растерянность эпохи Обамы. Возможно, поэтому так легко представить, что «Очень странные дела» смотрит — и не может оторваться — человек, ни разу не видевший «Полтергейста» и «Инопланетянина», вообще не знакомый с иконографией 80-х. И в случае сериала с таким узнаваемым стилем это, конечно, комплимент.